Шкарупин Константин Митрофанович. Он попал на фронт не в самую лучшую пору – в августе 1941 года, когда наши войска, неся огромные потери, отступали, а враг рвался к Москве. Нелегкую солдатскую науку пришлось постигать не на учебных полигонах, а на исковерканной снарядами Калужской земле.

Свой первый бой он помнит до сих пор. Трое суток держали они оборону, трое суток зенитный расчет, в состав которого входил Константин Митрофанович, охранял небо от вражеских самолетов. Но теснили пехоту, а вместе с ней снова и снова занимали оборону зенитчики.

На войне многое решает случай. Только он помог Константину Митрофановичу избежать плена. А дело было так. Поступил приказ взять “языка”. Раз сходили удачно, а на второй — сами угодили немцам в руки. Их с капитаном привели в село под названием Дубна, посадили в кузов машины, скрутили руки и привязали к борту. Немцы, уверенные в том, что пленники никуда не денутся, зашли в дом. И в этот момент к ним пришло спасение в облике двенадцатилетнего деревенского мальчишки. Шмыгнув веснушчатым носом, он, в ответ на просьбу капитана о помощи, ловко забрался в кузов, развязал веревки. Единственное, что они успели, спросили, как зовут паренька. Имя у него оказалось самое обычное – Коля. Позже, когда машина будет ехать по лесу, они выпрыгнут на ходу и будут пять дней пробираться к своим.

...Не долго довелось Константину Митрофановичу служить зенитчиком. Вскоре в качестве пополнения направили его в пулеметный расчет. Так попал он на передовую, где его ранило. Случилось это 28 декабря. Новый, 1942, год он встречал на больничной койке.

Ранение было тяжелое, врачи настаивали на ампутации ноги, а он упрямо твердил: “Умру, а ногу отрезать не дам”. На его счастье в госпиталь привезли раненого полковника, которого нужно было срочно переправить в Москву. Вместе с ним в небольшой самолет погрузили и Константина Митрофановича. С этой минуты они стали неразлучны, целых четыре месяца лежали в одной палате в институте Сербского, первые этажи которого были отданы под госпиталь. За это время оба пошли на поправку, но вот нога у Константина Митрофановича никак не хотела сгибаться. Долечиваться его отправили в Свердловскую область.

На войне ли, в госпитале, одним словом, вдали от дома земляк родней родного. Едва обосновавшись на новом месте Константин Митрофанович пошел по палатам. Приоткрыв дверь, задавал один и тот же вопрос: “Кто с Алтайского края?”. И нашел земляка, причем из нашего же района, села Карпово. Это был мужчина лет 45 с сильными обморожениями рук и ног. Константин Митрофанович взял над ним шефство, ухаживал, кормил с ложки, поил.

Шли дни за днями, а нога по-прежнему не слушалась. Не раз и не два он задавал себе вопрос, почему его держат, скорее бы уж к одному концу: на фронт или домой. Разгадка придет позже, когда вместе со своими документами об инвалидности ему вручат бумаги солдата-земляка и попросят сопровождать его до дома. Среди них будет и направление в дом инвалидов. Так, на всякий случай, если вдруг не нужен окажется калека семье.

От Бийска до Карпово добирались на подводе. В село приехали к вечеру. Константин Митрофанович, зайдя в хату, где жила семья покалеченного солдата, попросился переночевать. А у них только и разговоров: “От нашего уже восемь месяцев нет писем…”. Не выдержал Константин Митрофанович женских да ребячьих слез, рассказал всю правду. То-то радости было! Выполнив трудную миссию, с легким сердцем возвращался домой, на Ануйскую ферму.

Дорога на фронт ему была заказана, но еще долгое время будет подниматься он в атаку в кошмарных ночных снах.

Воспоминания о войне до сих пор живут в памяти Константина Митрофановича; словно пленку прокручивает он в голове события тех далеких, незабываемых лет.